Мою давнюю мечту – посетить место захоронения моего отца, Ивана Николаевича ЗЕНКОВА, 1907 года рождения – практически осуществила моя дочь.

…И вот мы у братской могилы в деревне Батюшково, Тёмкинского района, Смоленской области. На высоком гранитном постаменте Мемориала – плита с надписью: «Здесь похоронены воины 33-й Армии, освобождавшие Гжатский район в период Великой Отечественной войны. Вечная слава героям!». Число захороненных – 1740 человек. Это был День Победы 2019 года…

Детство и юность моего поколения пришлись на военные и послевоенные годы, они заставили нас рано взрослеть, становиться ответственными во всех проявлениях и порой невозможных ситуациях нашей жизни.

Детский табор

До начала Великой Отечественной войны наша семья проживала в Свердловске. Родители работали в подсобном хозяйстве войсковой части. В семье нас, детей, было пятеро. Жили мы в одной комнате в бараке. Отца отправили на войну в первые же дни призыва. А 25 августа 1942 года он погиб. Самой младшей моей сестрёнке на тот период исполнилось всего пять месяцев. Мне было четыре года.

Перед отъездом на фронт отец посоветовал маме переехать в деревню, в Катайский район. Он думал, там будет легче нам выжить. Мама так и сделала. Купив в деревне небольшой домик с приусадебным участком, она обосновалась в нём со всем нашим «детским табором» (как сразу прозвали нас соседи), и началась наша деревенская жизнь.

Положение колхоза было весьма плачевным. Мужских рук не было, все дела вершили в колхозе женщины. Маме приходилось работать с раннего утра и до позднего вечера, мы оставались дома одни, без присмотра. Трудодни колхозникам оплачивать было нечем, а хлебные карточки, как городским жителям, селянам не были положены. Семья оказалась в ужасном положении: голод, нужда, осенью и зимой – холод. Заготовленных дров едва хватало, чтобы растопить печку и сварить той же картошки, почти никакой тёплой одежды, и купить её негде. Умерла сестрёнка, 1940 года рождения. А самая младшая росла слабенькой, долго не становилась на ножки и не начинала говорить. Как мы все остались живы, и как всё это выдержала мать? Не представляю. Но знаю: она у нас очень гордая, независимая, терпеливая и выносливая.

В землянке

В мае 1945-го, когда пришла Победа, мне исполнилось семь лет. Но в памяти почему-то не осталось воспоминаний о народном ликовании и радости. Я помнила отца и знала, что он к нам уже не вернётся. Из деревни мы переехали в Верхнюю Пышму к родственникам папы. Никто не ждал наш многочисленный «табор», помощи не было. Мама за гроши купила у одинокого старичка полуземлянку на окраине города. С двух сторон к ней подступала серая, топкая лавина отходов, привозимых из расположенной недалеко дробильно-обогатительной фабрики (там обрабатывалась руда).

Наше жилое помещение размещалось глубоко в земле, наверху оставались лишь крыша и печная труба, да два маленьких окошечка выходили наружу (когда заходил внутрь, казалось, что окошки эти у самого потолка). Пол и стены были чем-то облицованы, стояла кирпичная печка, рядом – одна лежанка. Спали мы все на полу.

Послевоенные годы были не легче. Хлеб – по карточкам, но на семью не хватало. Опять голод. Мама устроилась каталём на старый хлебозавод. Труд тяжелейший. По ночам она не могла спать от боли в руках. Но были и хорошие моменты. Начальник смены разрешил ей приводить нас на завод раз в неделю и кормить хлебом. Это были для нас праздничные дни: мы ели хлеб досыта, запивали его квасом и смеялись от радости. С собой не разрешалось взять ни кусочка. Такое правило действовало и по отношению к рабочим завода: ешь, но с собой – ни-ни! Здесь в ходу была поговорка: «У хлеба – и без хлеба».

Назрела необходимость постройки нового здания завода. Маму перевели ночным сторожем стройки. Мама была благодарна, ведь от тяжёлого, непосильного труда она стала терять зрение, ходила уже почти наощупь, но молчала, чтобы не уволили.

Зная её положение, строители стали предлагать ей материал для постройки времянки под жильё. Пусть бросовый, остатки каких-нибудь разобранных сарайчиков, но всё же помощь. К этому времени нам выделили земельный участок в 10 соток, правда, на другой окраине города. И вот своими немощными силами стали мы сооружать на этом участке жильё. Снаружи обивали дранкой, затем замазывали строительным раствором, белили извёсткой. С божьей помощью получилось хоть какое-то жилище, главное – на земле, а не под землёй! День переезда из землянки в новый дом был праздником. Ну, а там новые заботы: работа на огороде, походы в лес за ягодами- грибами…

Учусь, двигаюсь вперёд

Пришло время, и две старшие сестры устроились на работу. В семье появились деньги. Теперь мы могли купить вдоволь хлеба, маргарина и сахара, ну и, конечно же, конфет и мороженого.

Я пошла в школу только в девять лет, когда мне купили одежду и школьные принадлежности. Да и болела я в детстве много. А как только получила паспорт (после 9 класса), сразу же устроилась на работу в швейную артель. Уж очень хотелось помочь маме. А потом поступила на курсы стенографии и машинописи (чтобы оплачивать их, нашла на год дополнительную работу – ночной дежурной на железной дороге). После окончания курсов работала по этой специальности, а вечером училась в техникуме, жила в общежитии, еле-еле сводила концы с концами, но была счастлива, что учусь, двигаюсь вперёд.

В Свердловск-45 приехала по месту жительства мужа (он был направлен как молодой специалист после окончания Невьянского механического техникума на работу на предприятие п/я 131. Это был 1962 год.

Настала совсем другая жизнь. Московское снабжение, уважительное отношение к молодым специалистам, хорошее жильё, которое сразу дал нам завод. Люди были бодрыми, оптимистичными, весёлыми. Из открытых окон домов неслась музыка, на спортивных площадках кипели баталии. Я сразу же устроилась на работу секретарём-делопроизводителем в Комбинат бытового обслуживания. Не проработала и года, как мне, узнав, что я дипломированная стенографистка, предложили работу машинисткой в горкоме КПСС. Проработав пять лет, я переводом устроилась в отдел 042 комбината «Электрохимприбор», а затем меня перевели в отдел 053. Кадровой службе комбината «ЭХП» я отдала 30 лет. А городу Лесному – 58 лет.

Я понимаю, общая нота моего повествования о детских и юношеских годах – грустная. И нынешнему поколению молодёжи многого не понять и не принять из нашей тяжёлой послевоенной жизни. И всё же эти годы сформировали мой характер. Они – моя память.

Нина Ивановна КАЗАКОВА.

Если вам есть о чём вспомнить и вы можете рассказать о своём военном детстве, звоните по телефону 8-932-116-83-49 (Наталья Константиновна).

Фотоиз архива Н. Казаковой
Предыдущая статьяПервым делом – самолёты
Следующая статьяРосатом организует хакатон для создания цифровых сервисов в атомных городах

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите комментарий!
Пожалуйста, введите ваше имя