Шалый

Они – с нами. И те, кто воевал и сложил головы на фронтах Великой Отечественной, и те, кто пропал без вести, кто прошел лагеря, кто вернулся с войны и  строил новую жизнь… Они — с нами. В нашей памяти.

(от автора)

Веселый ветер

Он ехал в купейном вагоне старенького поезда, натужно спешащего на его родной Урал. За окном смеялось и звенело солнечное лето. Пассажиров было немного, и,  наверное, еще поэтому казалось, что легкий вагончик или накренится уж очень низко, или подскочит на взгорке и спрыгнет с рельс – так быстро и весело он стрекотал, увлекаясь вперед и не задумываясь о земном притяжении. В унисон его бойкому движению пела и потихонечку ликовала душа, вмятая, вдавленная на семь долгих лет далеко за ребра и теперь беспечно выпорхнувшая на волю.

За спиной у Ивана остались леса, леса, леса… республики Коми, их  заготовка в трескучие зимние морозы, в волглую осень и дождливую весну, или летом, в борьбе с безумным маревом летнего гнуса, а потом – рисковый, страшный сплав сотен тонн заготовленной древесины: липы, березы, сосны и даже кедра, уложенных вдоль берега своенравной реки на километры и со скрипом растянутых жил, подтаскиваемых, подталкиваемых к бурлящей весенней  воде обледеневшими руками и длинными, тяжелыми баграми.

Колония строгого режима. Наверное, ее никогда не забыть. Особенно въедается в тебя ее дух – ничем не истребимый запах, пропитанный потом, влажной, никогда не сохнущей до конца одеждой, заполненный до отказа едва сдерживаемым, злым мужским матом и вязкой, тяжелой энергетикой отчаяния от несвободы….

Все купе открыты, окна – тоже, по вагону гуляет вольный ветерок, слышны неспешные разговоры, запахло домашней едой, яблоками, проводница принесла чай… У окна встала девушка. Грива светлых, волнистых волос закрыла лицо. Но вот она повернулась, мелькнул точеный профиль. И весь ее облик, пронизанный солнечными лучами, играющими с ее стройной фигуркой в вихре движения, вдруг пронзил его насквозь! « Гражина! Господи, неужели она?!».

Въехали в туннель, потом помчались вдоль какой-то скалы, заслонившей солнечные блики… Он пригляделся внимательнее. Напряжение схлынуло. Мрачно подумал: «Нет, не она…Но, видать, до конца жизни мне этот морок».

Гражина

Пани Гражина. Тоненькая, голубоглазая учительница из Белорусского местечка Припешичи – села, наполовину польского, с мирно уживающимися белорусами, поляками, русскими, с католической кирхой и православным храмом. Того самого, оккупированного немцами, села, которое они, партизаны Суворовского отряда, на целых полтора месяца освободили от фашистов, разгромив полицейский пост, выручив из плена отца Гражины – настоятеля, святого отца Янека, несколько человек молодежи, схваченной для отправки в Германию, пятнадцать женщин, посмевших бросить куски хлеба и вареную картошку голодным пленным красноармейцам, которых немцы гнали  через село.  Освободили и помогли прийти желающим, тем, кто не мог уже жить под немцем,  к ним в отряд, забрав с собой и скот, и скарб. Пришла и Гражина. И в душе у него расцвели розы.

Он влюбился в девушку с первого взгляда. Нежная, необычайно красивая, немного лопочущая по-русски, заботливая любимица селян, всегда прибранная, аккуратная – настоящая пани. Это чувство было, как фантастически преображающий человека в сказках удар молнии. Он превратился в человека необычайно мягкого и романтичного. В свободное время шел помогать ей в больничке, неся за пазухой то душистые ландыши, то лесные фиалки. Он не мог ею налюбоваться и каждый день благодарил судьбу за такой бесценный подарок, он носил ее на руках, зарывшись в ее волосы, кружился, смеялся и… пел.

Неужели это он?

«И это он, Иван СИНЦОВ? – недоумевали друзья –  Он, жесткий и непримиримый, абсолютно бескомпромиссный, отчаянный и горячий  командир диверсионно-подрывной роты? Гроза – вот уже второй год! – Белорусских лесов и бог «рельсовой войны», спустивший под откос несколько воинских немецких эшелонов с техникой и живой силой, направляющихся на фронт? Строгий старший лейтенант, принявший непосредственное участие в многочисленных операциях по уничтожению моторизованных и оснащенных до зубов полицейских (а по сути «полицайских») участков в оккупированных селах и возглавивший эти операции?  Уничтоживший немецкие гарнизоны в районе двух узловых станций,  телеграфно-телефонную связь на стратегически важной дороге, участвующий в 20-и с лишним боях с фашистами и засадах, легендарный, отважный и бесстрашный  партизан  «ШАЛЫЙ»? И это он?».

Да, это был он, пьяный от взаимной любви и счастья, ведь они с Гражиной договорились пожениться. Вот только никак он не мог согласиться на венчание, как настаивал отец Янек. Ведь он был коммунистом, далеким от подобных предрассудков. Но к свадьбе все же готовился.

Фамильная кровь

Гордое прозвище «Шалый» он получил в первый же свой выход с партизанами на задание. Они с другом Андреем, записавшись на фронт добровольцами, попали в специальную моторизированную бригаду одного из соединений Белорусского фронта. Спустя несколько месяцев кровопролитных боев, бригада была окружена немецкими войсками и в большей своей части уничтожена. Солдаты и офицеры, оставшиеся в живых, взяты в плен.

Он сбежал еще с «сортировки», где в первую очередь из числа пленных фашисты выделяли евреев и расстреливали их немедленно. Он был чернявым и кудрявым, его приняли за еврея и отправили на расстрел. Вот они и рванули с  Андреем, воспользовавшись суматохой и рискуя быть прошитыми в спину автоматной очередью. Но повезло, не было у немцев собак, иначе их догнали бы.

Пробежав значительное расстояние, днем стали прятаться в скирдах, а ночью пробираться к партизанам, о которых уже шла молва. Пришли в отряд истощенные, измотанные, но как же они были счастливы, что их приняли, им поверили.

И вот – первый выход на задание. Командир отряда – Петрович – пошел с ними. Опытный офицер, Петрович с первых их действий понял, что  отряд обрел настоящих бойцов. Но особенно поразил его тогда Иван: легкий, бесстрашный, ситуацию видит и оценивает сходу, решения принимает молниеносно и решительно берет на себя самые серьезные и ответственные моменты операции.

Когда вернулись, Петрович спросил его: «Ты почему пули-дуры не боишься? Думаешь, Бога за бороду ухватил? Бессмертный что ли? Прямо шалый ты какой-то?».

«А мне времечко дано за ребят своих погибших немцу отомстить, – отвечал Иван. –  А кровь шалая у меня от отца, дважды Георгиевского кавалера Первой Мировой».

Напролом

Ему действительно никогда не было страшно в бою. Он шел напролом, отважно защищая и вытаскивая товарищей из самой пучины боя, «крошил немчуру, как капусту», как вспоминали друзья. Говорил: «А не ходите, твари,  на чужую землю, не несите беду!». У него был своего рода талант находиться в центре, идти впереди, вести за собой других и подавать примеры благородства и мужества. Из одной операции, в которую отряд вступил в бой с превосходящим в численности противником, они вдвоем с другом Андреем под градом неприятельских пуль вынесли с поля боя четверых, тяжело раненных, партизан.

 А еще был бой, в котором он в переломный момент подбежал один к неприятельским машинам и в упор расстрелял из автомата обезумевших от страха фрицев, уничтожив за один налет 17 немцев, а гранатой –  полные оружия машины. Кстати, об оружии: он постоянно работал над сколачиванием отряда, его оснащением, лично достал в боях четыре ручных и два станковых автомата, 25 винтовок и 6000 штук патронов. «Шалый, а хозяйственный», – улыбался в усы Петрович.

Орден Ленина

Наступил глубокий, бархатный вечер, обрамленный темной окаемкой теперь уже уральской тайги за окном. Вагон затих, слышно было только мерное постукивание рельс, да еще у кого-то нашептывало новости радио. Почему-то и мысли его словно опустились в темное, глубокое пространство тишины и безразличия, пространство без упора и поддержки, в которое летишь, ничего не в силах с собой поделать.

Тот отчаянный бой Иван хорошо помнил. За него Синцова представили к Герою Советского Союза. Но пришел Орден Ленина. Иван тогда удивился и немного смешался: за военные действия и… Ленина. Были уже «Медаль за отвагу» – солдатский орден, была «Красная Звезда – тут всё понятно, боевые награды, но вот этот орден…

Уже потом, в колонии, приятель-сиделец Илья Владимирович, ученый из Ленинграда, растолковал ему всю серьезность награды: «Орден Ленина – высшая награда государства, которая вручается за выдающиеся заслуги перед Отечеством. Этот орден носят города-герои, крепости-герои, воинские части, учреждения, организации и … люди-герои. Так что, герой ты у нас, Ваня».

Плата за любовь

Легче Ивану от разговора об ордене не стало. Ведь был  и тот  последний бой. Бой с литовским карательным отрядом, подло  перевернувший всю его жизнь. Это был третий в их партизанской работе карательный отряд, состоящий из фашиствующих литовцев и их пособников западных украинцев, отряд нелюдей, творивших такие зверства на территории Белоруссии, что страшно вспоминать: и распиленные на козлах человеческие тела, и наполненные трупами колодцы, и сожженные церкви или амбары, заполненные людьми…. Два таких отряда они разгромили подчистую. Этот экипировался и подготовился к встрече с партизанами с двойным усердием. Поэтому бой был кровопролитным и тяжелым.

Как попал под пулю польский поручик, и как он вообще там оказался, в этом бою, –  никто не знал. Когда за дело принялась «тройка» – существующий в то время оперативный судебный фронтовой орган – спешно созданная следственная комиссия  настоящим расследованием, по сути, заниматься не стала. И хотя поручик, как выяснилось позже по свидетельствам однополчан и жителей одного из сел, был пособником гитлеровцев, хотя друзья по отряду написали письмо Сталину в защиту Ивана, именно командира роты Ивана Синцова обвинили в убийстве польского поручика, гражданина дружественной СССР страны.

И главным фактом, сработавшим против Ивана, был тот факт, что он встречался с женщиной-полячкой, являющейся дальней родственницей этого поручика. Смерть поручика отнесли к банальной ревности, злости и преднамеренности со стороны Ивана Синцова.

Синцов был приговорен к семи годам колонии строгого режима, расположенной в Коми АССР. Такой неотвратимой и жестокой оказалась его плата за любовь.

 «Иконостас»

Но судьба все же пожалела его задетую гордость, учла его заслуги перед Родиной. Восторжествовала-таки справедливость.  В колонию вдруг пришли все, заслуженные им, награды – и старые, которых его лишили в связи с судимостью, и новые – Орден Красного Знамени, Орден Отечественной войны П степени, медаль «Почетный партизан Белоруссии», другие медали.

И хоть пестрый сидел в колонии народ, хоть друзей-приятелей у Ивана было здесь раз-два и обчёлся, а все же, когда начальник колонии вручал ему в переполненном зале, на сцене все его награды, оглашая каждую и горячо тряся его руку всякий раз, как доставал и открывал, развернув к зрителям, очередную красную коробочку, зал дружно, в едином порыве встал, и хлопал до тех пор, пока Иван не получил всё. А потом, вперемешку с аплодисментами,  начался свист, добродушное улюлюканье –  самое яркое проявление восторга среди сидельцев, слышались возгласы: «Ни черта себе! Орден Ленина, две Звезды! Вот это иконостас!». А из дальнего угла зала послышалось: «Он их кровью завоевал. Я его знаю, партизанил в тех краях. Шалый это. Легенда».

Реакция людей, с которыми провел (на то время) около пяти лет, была приятна. Не желая того и не помышляя даже о лидерстве, он встал в их глазах на несколько ступенек выше и оставался в почете и уважении до самого освобождения. Не отпускала все годы только одна боль: старенькие мать с отцом да любимая Гражина, у которой должен был родиться ребенок, а сама она должна была уехать в Польшу…

Сон пришел только под утро. За окном, несмело выстреливая острыми солнечными лучиками, поднималась, розовела заря. Заря одного из дней послевоенного, 1951-го,  года. Впереди ждала новая жизнь.

Основой для новеллы послужили подлинные факты биографии одного из наших земляков.