Родом из «Курского ада»

Наша встреча с Юрием Васильевичем Зайцевым состоялась летом 2010 года. Он тогда поразил меня чёткой памятью, ясным восприятием действительности – это на девятом десятке лет. Удивил ничем не замутнённой верностью тем далёким, военным событиям, с воспоминаниями о которых прожил всю жизнь.

Проклятый зуммер войны

Когда они с женой переехали в этот дом по Коммунистическому проспекту, никаких новостроек за окном не намечалось. Только заброшенный пустырь. Но, задержавшись иной раз у окна, он явственно и совершенно чётко видел не этот пустырь, а то далёкое, знакомое до мелочей поле под Курском, близ деревни Поныри. И стоило напрячься, закрыть глаза, как оно, его поле, начинало неумолимо заполняться фашистскими танками, подступающими со всех сторон, сжимающими кольцо вокруг его орудийного расчёта. Ребята что-то кричали, размахивая руками, но все звуки превозмогал один, всепоглощающий и жуткий: мерный гул моторов. Звук надвигающейся смерти. Потому, видно, так въелся он в память, проклятый зуммер войны.

С годами город облагородил пустырь. Провели дорогу, зданий настроили, Обелиск воздвигли. Сейчас окна квартиры Зайцевых смотрят прямо на Обелиск. Святое место. Родное и близкое. Пока Юрий Васильевич мог ходить – навещал его бесконечно. Иной раз просто придёт, посидит у Вечного огня, вспомнит своих, не вернувшихся с войны, всплакнёт сердцем. А нынче вот митинг 9 Мая, парад войск пришлось смотреть и слушать дома, у раскрытого окна. Совсем покинули силы: два ранения, тяжелейшая контузия. Война по осени все свои отметины пересчитывает. Осени Зайцева восемьдесят восьмой годок уж пошёл.

Его Прохоровка

Станция Поныри – это его Прохоровка. Та самая, легендарная Прохоровка, близ которой произошло крупнейшее танковое сражение Второй мировой. С обеих сторон в нём приняли участие до 1200 танков и самоходных установок. Здесь горела земля, с утра и до позднего вечера вынося на своём теле страшную бойню. А когда у металла кончились силы, несгибаемые советские танковые экипажи вместе с пехотой вступили врукопашную. И немец отступил. Потеряв до 10 000 человек и около 400 танков, фашисты ушли в оборону.

Словно в зеркальном отражении, станция Поныри пережила точно такое же встречное танковое сражение, разве что в меньшем масштабе.

– Я тогда воевал в 156-м отдельном истребительном противотанковом дивизионе, – вспоминает Юрий Васильевич. – Мы заняли боевые позиции – это был северный фас обороны Курской дуги. На заре провели получасовую артиллерийскую подготовку. Немцы тоже не дремали и тоже организовали пристрелку. Когда совсем рассвело – начался бой.

Это было крошево! Немцев поддержала авиация. Через некоторое время и советские самолёты прилетели помогать своим бомбёжкой. Земля взлетала вверх и, не успевая вернуться в траншеи, снова взмывала ввысь после очередного взрыва. А вместе с землёй – человеческие тела, техника, деревья… Стоял непереносимый сплошной грохот. Выли «юнкерсы» – их солдаты называли «музыкантами» за особый, противный звук во время пикирования. И казалось, что воздух шевелится от гари и копоти. Всё кипело, как в котле, бурлило, выплёскивалось и обжигало.

– Я командовал расчётом противотанкового орудия. Мы не успевали перезаряжаться, а немецкие «пантеры» всё лезли и лезли, как саранча. В какой-то момент сложилась ситуация: шесть фашистских танков вдруг выбились вперёд, и стало ясно, что они прорвутся на нашем участке, если что-то не предпринять. И тогда мы выкатили орудия на открытую позицию. Нам оттуда было удобнее их подбить. Но и рисковали, конечно…

– Страшно было?

– Конечно, страшно. На войне очень страшно. И не верьте тому, кто это отрицает. Но всегда грела мысль: «Ведь воюем за правое дело. Свою землю освобождаем. Значит, Бог на нашей стороне».

А тогда мой расчёт подбил три немецких танка, и ещё две машины – наши товарищи. На свою территорию мы их не пустили. Пострадали, правда: все пятеро получили ранения различной тяжести, разбито было и орудие. Но всё же остатки вражеской техники попятились. Попятились! Понимаете?

Эта контузия была самой тяжёлой за всю войну – а воевал он с первого до последнего её дня. Он без памяти пролежал тогда в госпитале больше недели. Врачи думали: так и не выйдет из комы. Но ничего, оклемался. Шутит теперь: «Я родом из курского ада». Может, и так. Ведь заново, по сути, родился.

А ещё от «курского котла» у него осталась вторая медаль «За отвагу» – солдатский орден, считай. Только про это скромняга Юрий Васильевич почему-то умолчал. Как, впрочем, и про первую, такую же медаль, которую получил лично из рук командующего фронтом Ухова.

– Да, особо и рассказывать-то нечего. Двумя орудиями поддерживали тогда пехоту, которая вела разведку боем. С ней был взвод противотанковых орудий. Командир этого взвода, похоже, струсил. Сбежал, бросив свой расчёт. А ребятишки молодые, не то что мои орлы. Растерялись. Пришлось взять на себя командование взводом.

В его домашнем арсенале немало боевых наград. И орден Красной Звезды за «языка», что взял в польском лесничестве Грабы, и орден Отечественной войны 1 степени за Берлин, и орден Славы III степени за Сандомирский плацдарм. И ещё масса почётных памятных медалей.

ВАЖНО В августе нынешнего, юбилейного, года исполнилось 77 лет одному из ключевых сражений Великой Отечественной войны – Курской битве.
В ходе зимнего наступления Красной армии и последовавшего контрнаступления вермахта на Восточной Украине в центре советско-германского фронта образовался выступ глубиной до 150 и шириной до 200 километров, так называемая Курская дуга.
5 июля 1943 года немцы пошли на Курск со стороны Орла и Белгорода. К 23 августа части Красной Армии отбросили противника на запад уже на 140 – 150 км и во второй раз освободили Харьков. Вермахт потерял в боях под Курском тридцать отборных дивизий.
Но потери советских войск, к сожалению и глубокой скорби, значительно превзошли немецкие: 863 тысячи человек, 6 тысяч танков, около 1,5 тысячи самолётов, 5 тысяч орудий и миномётов. Курская дуга оказалась действительно «огненной» для советских солдат.

Как-то, уже после войны, работая в Свердловске-45 врачом и являясь секретарём партийной организации медсанчасти, представил к различным наградам коллег – целый список. Его спрашивают: «А почему Вы себя сюда не включили?» Ответил тогда: «Наград у меня достаточно. Пусть другие порадуются». Но всё же и на трудовом фронте длиной в сорок с лишним лет Юрий Васильевич заслужил немало поощрений министерства, звание «Отличник здравоохранения». Он такой: что бы ни делать – главное делать на совесть.

«Шварце тод»

Вообще, его военная биография совершенно необычна. Представьте: сначала моряк, потом артиллерист, а затем разведчик. Добавим к этому: а на «гражданке» – врач. Семь дней, помнится, не довоевал до Победы – ранило под Берлином. Опять попал в госпиталь, отлежался и по городу гулял уже с перебинтованной после закрытого перелома рукой.

Солдатскую шинель он надел в сороковом – в армии, куда попал сразу после школы. Служил на Балтике, в бригаде торпедных катеров, которая базировалась в Таллине. Уже в январе сорок первого в небе Прибалтики стали появляться самолёты зарубежной разведки. А 21 июня на флоте была объявлена полная боевая готовность. Бригада получила боевые торпеды, глубинные бомбы и другое снаряжение.

Берег заняли немцы, острова – финны, фарватер был закидан минами. У флота оставался один выход – на Кронштадт.

– Как мы выходили – одному Богу известно, – вспоминает Юрий Васильевич. – С берега, с островов идёт обстрел, с воздуха – бомбёжка. Торпедные катера ведут бои с катерами противника, высаживают десант. Где-то на середине пути бомба попадает в госпитальное судно «Петропавловск». Звучит команда: «Спасать раненых!» Один за другим к пострадавшему судну подходят торпедные катера. Удаётся спасти многих. Только наш катер спасает человек тринадцать. Как мы потом узнаем: в ходе операции потоплено 54 транспортных корабля.

А в Кронштадте нас ждёт обращение Сталина: «Моряки – на сушу!». В Ульяновске формируют 92-ю бригаду морской пехоты. И дальше наш путь лежит по земле. На Сталинград. Задача: не пустить немца к Волге!

Мы держались десять дней. Нас была тысяча, бойцов-морпехов, и мы отражали наступление мотопехоты, сходились в рукопашной. Мы буквально вгрызались в каждый клочок земли, и немцы совсем не зря называли нас за наше упорство и наши бескозырки «шварце тод» – «чёрной смертью».

Отступили мы лишь под натиском лавины вражеских танков, когда в живых осталось только 28 бойцов. Вплавь переправились через Дон и тут же попали под бомбёжку. Очнулся я в госпитале, с тяжёлым ранением.

Глаза и уши

В разведывательном подразделении гвардии майора Косача 31-й армии он оказался в конце сентября сорок третьего, после Курской дуги и госпиталя. Прошёл соответствующую подготовку. И не думал тогда, что станет разведчиком, что придётся не только снабжать командование оперативной информацией, проводить диверсионные акты, быть «глазами» и «ушами» командиров, но и сотрудничать с партизанами. Ведь находился он тогда в южном Полесье – настоящем партизанском крае.

Совместно с партизанским отрядом А.Сабурова по данным разведгруппы Ю.Зайцева армейское соединение провело бой с гарнизоном гитлеровцев за железнодорожный узел и город Овруч. Потом удерживало город несколько дней до подхода крупного соединения. Дальше были Волынь, Ровенщина, предгорья Карпат, тяжёлые бои на реке Сан.

Десятка два на его счету и взятых «языков». Один случай запомнился особенно. Было это на территории Польши, в лесничестве Грабы. 385-й стрелковой дивизии понадобился пленный. Путь же к фрицам лежал через минное поле. На задание отправлялась одна группа разведчиков за другой. Но все подрывались. Погибли четыре разведгруппы. И это несмотря на то, что перед ними работали сапёры, которые даже приносили в штаб мины после разминирования прохода.

– Вызвали нас, армейскую разведку. Наш комвзвода Миша Эйдельман решил ещё раз проверить проход, но попросил позвать сапёров из другого отделения. Оказалось, лопатка сапёра тут и не бывала. Обман вскрылся. По сути, Миша спас нам жизнь. А предателей по решению военного трибунала расстреляли. Мы же тогда благополучно пробрались в тыл к немцам, проникли в блиндаж, устроили переполох и… доставили ценного «языка» – немецкого ефрейтора, располагающего важными сведениями.

Код из прошлого

В подъезде дома, где проживал Юрий Васильевич Зайцев, даже код напоминал о войне, а точнее – о Победе: «1945». Так ветераны подъезда решили. Дорогая для них цифра. С этим знанием, этой памятью они поженились с Татьяной – сразу как Юрий демобилизовался, в сорок шестом (она его ждала, дружили-то ещё со школы). Учились в институтах, приехали на Урал, в наш город мечты и молодости, растили детей – двоих сыновей и дочь. Замечательных детей. Старший, Андрей, полковник ФСБ, прошёл Афган, Василий и Лена – почётные работники комбината «Электрохимприбор». Есть и внуки, и правнуки – радость и надежда стариков. Жизнь прожита в любви и согласии. И какая жизнь!

Но спроси Юрия Васильевича, что ему снится? Ответит: война.

– Тут недавно Гришу Беспамятного видел, земляка своего из Горьковской области. Всё так, как и было тогда, на фронте. Шли на Берлин. Вдруг окликает кто-то. Смотрю – Гришка! Я так обрадовался! Это ж надо – в «европах» встретиться!

Посидели с ним, покурили махорочки, поговорили. Обнялись на прощанье, да и разошлись. Через месяц Гриша погиб. Я ездил после войны к его родным. Только похоронка от парня и осталась.

Но, вы знаете, сон мой прервался там, где мы самокрутки курили. Живой был Григорий в моём сне…

Нам суждено хранить верность истории, таким вот, как Юрий Васильевич Зайцев, мужественным воинам государства, освободившего землю от фашизма и принёсшего миру Победу.