Подарок общения

На «Литературном мосту» в библиотеке имени П.Бажова лесничане встретились с Диной Рубиной – замечательной писательницей, киносценаристом, лауреатом премий «Большая книга», «Портал», Союза писателей Узбекистана, Фонда Олега ТАБАКОВА, автором множества полюбившихся произведений.

Этот проект «ЭКСМО», поддержанный «Бажовкой», уже принёс свидания с супругами-писателями Анной Берсеневой и Владимиром Сотниковым. И вот теперь – «влюблённый в мир, огненный, неистовый, желанный ангел нашего подъезда», как оказалось, и нашего города – Дина Ильинична Рубина, человек неугомонного оптимизма, искромётного юмора.

Нынешний «Мост» объединил 120 городов России, дав возможность вступить в диалог со всемирно известной писательницей, живущей в Израиле. Правда, разговаривала она с нами на этот раз из московской студии, так как находилась в это время в Москве, на съёмках фильма «Дина.Ру». Говорит: «Фильма, «приуроченного к моему, как это ни смешно, юбилею, тогда как я всегда вздрагиваю, слыша о возрасте или когда говорят: «Бабушка назвала меня в вашу честь». И вообще, Оскар Уайльд заметил: «Не доверяйте женщине, которая способна назвать свой возраст. Раз способна на это, она способна на всё». Я, пожалуй, тоже. И хоть сейчас я глубокий интроверт, была же когда-то задорной, заядлой двадцатилетней задрыгой…»

Как выяснилось, писательскому творчеству Дина Рубина посвящает себя всю. Дома нет ни радио, ни телевизора («Некогда, да и незачем!»). Признала недавно лишь интернет.

– Моя помощница Кариночка Пастернак, – рассказывает писательница, – интернетный гений, когда была ещё наглым подростком, сказала мне: «Человека, которого нет в Интернете, нет нигде!» Я возразила: «Деточка, меня это не интересует. Я пишу книги в варианте книг, которые издаются на бумаге (тогда я была дремучей тёткой)». Тем не менее, Карина сделала мне сайт. Сейчас у меня есть даже собственная электронная книжка, и на меня можно подписаться. Я издаю аудиокниги и электронные книги. В общем, теперь я тетка продвинутая.

– Как родился замысел «Синдрома Петрушки»?

– Коварный вопрос. Всегда ищешь в человеке какую-то странность, какую-то изюминку. Тогда получается литература. Познакомилась с актёром, который исполнял в кукольном театре роль Петрушки. Они делали спектакль на зеркалах. Он бросил руль (мы ехали в машине) и стал в запале рассказывать о твикстере, об этом подземном странном человеке, этом персонаже немецкого, французского народа, о том, как он у ацтеков появился. Я поняла, что это гигантская область невероятного знания человеческой деятельности. Тогда, я, вернувшись домой, написала: «Немедленно: роман о сумасшедшем кукольнике». С этого началось, а дальше – ряд случайностей, встреч, неподъёмная работа по истории кукол, чудовищное ковыряние в словарях, энциклопедиях, историях кукольных театров…

– Ваше увлечение – куклы. У Вас ведь дома несколько десятков кукол?

– Эти существа действительно населяют мою квартиру. В новой моей трилогии «Наполеонов обоз» (в третьей книге) я беру в помощники своих ангелов. Книгу назвала «Ангельский рожок».

Кстати, первая книга этого многопланового, многоуровневого и многогеройного действа выйдет в свет к концу сентября, над второй книгой («Белые лошади») и третьей я ещё работаю. Не буду предварять, но это некий интересный рисунок жизненного пути, вариант ответа на главные темы, занимающие меня всю жизнь: продолжение личности в истории рода, любовь и, конечно же, проступок (да-да, то самое «преступление и наказание»).

– Что Вас подвигло писать?

– Подростковая дурость и самоуверенность. С меня не надо брать пример. Когда я научилась читать, тогда и писать. Никогда не включаю ни в один сборник ранние «почеркушки» (мама всегда говорила: «Надо иметь уважение к печатному слову»). Я выпила столько крови из своих родителей, измучила всех, отвратительно училась, я всё писала и писала. Мама, заслуженный учитель Узбекистана, выпрашивала мои «резиновые» троечки. Бывает в семье горе. И вот эта девочка, опубликовав в «Юности» рассказ, вдруг получает чек на 89 рублей гонорара – мамина месячная зарплата. На эти деньги на Фархадском рынке мы купили жуткую розовую кофту («Шоб она вышла замуж в этой кофте!» – звучало от души вослед).

Так меня и заволокло тайфуном в литературу. До сих пор там копошусь. Судьба советской «золушки», которая вдруг оказалась напечатанной во всесоюзном популярнейшем журнале, который выходил тиражом в три миллиона экземпляров. Мне приходили письма со всей страны. И всюду – судьбы. А как это увлекает!

– Какой этап работы над произведением для Вас является самым сложным: замысел, развитие или финал?

– По-разному. И замысел приходит по-разному. Он порой оглушает тебя, как затрещина: просто ты наклоняешься, чтобы завязать шнурок на кроссовке, и из ближайшего окна раздаётся шлягер твоей юности. Сюжет готов. Остаётся только написать. Или… Мы с мужем впервые оказались в Италии. Купили путеводители. Местные издатели дают переводить тексты студентам факультета славистики. У меня из ушей дым валил от возмущения. Уже валяясь в номере, «без ног» после многочасового топтания по древним мостовым, я с возмущением воскликнула, обращаясь к мужу: «Ты только послушай, как эти умники переводят венецианское наводнение – «высокая вода венецианцев». И похолодела. Я поняла, что это название повести. Остаётся только её придумать и написать. Я вернулась домой и написала.

– Вы сказали, что используете также «знаки судьбы». Согласно какому знаку судьбы Вы написали трилогию «Наполеонов обоз»? 

– Мне давно хотелось написать на российском материале. Я ведь «глубоко нерусский человек» (как говорит одна моя приятельница-еврейка), родилась в Ташкенте, 30 лет там прожила. В Москве совсем немного, относительно моей всей биографии. Я южный человек. Вокруг меня кружилось много народов, национальностей, акцентов, люблю эту пестроту, изображу любой акцент, особенно «суржик» (смесь украинского, русского и еврейского). А тут потянуло в деревню, русскую глубинку. Мой первый редактор и подруга жила в деревне, мы переписывались. Её соседи, рассказы, собака меня очень согревали. А когда пришла мысль «надо написать», подкрались и факты: в магазине (в Боровске) продавец мимоходом произносит фразу: «Так это же наполеоновская дорога, по которой обоз золотой везли, что пропал!..» Какой обоз, Господи?

Бросаюсь в архивы, библиотеки, начинаю копать, ищу потомков очевидцев – нормальная писательская честность, и нахожу сюжеты, характеры, ужасы той далёкой войны с французом, о которой уже забыли. А коль есть герои, должна быть сильная любовь. Ни одно литературное произведение без любви не выживает.

– Судьбоносная, самая важная книга, меняющая сознание.

– Судьбоносная книга, это всегда та, над которой именно сейчас болеешь. Всегда думаю: года через два я сделаю (есть надежда, что вот это завершу и начну новое, поднимусь на свою Фудзияму, доползу и… «отдохну целую неделю!», как сказал однажды Василий АКСЁНОВ. Какое там! «Белая голубка Кордовы» – огромная часть моего сердца, души. А недавно что-то искала в ней, и не смогла найти… Я не могу оставаться со старыми героями. Сейчас для меня судьбоносная – «Обоз». Когда закончу…

Между прочим, часто спорят: какой образ интересней: из жизни или придуманный писателем? Для литератора важно, когда дуновение придуманного образа приобретает черты, походку, биографию. Он для меня более реален, это поворот сознания писателя.

Основной нерв писательский находится в воображении. Оно питается всей жизнью писателя. Я верю в жизнь, характеры, жутко люблю разговаривать, выуживать человека из скорлупы. Я легка на подъём. И вот когда всё вступает во взаимодействие, тогда и рождается сюжет.

– Будучи в Новосибирске, Вы отметили для себя фразу, написанную на одном из домов: «Все мы грешны». Мы знаем, вы используете интересные Вам эпизоды и выражения в своих произведениях.

– Коль отпечаталось в сознании, то наверняка где-то использую. Да, надписи порой трогают и запоминаются. В Екатеринбурге на здании стоматологии, я помню, прочла: «Любовь побеждает всё, кроме… кариеса». А в кафе в Самаре: «Отказ от пищи – 100 рублей». Призадумаешься.

– Расскажите о взаимодействии с читателем.

– Иногда теряешься. Записка: «Какая же вы сволочь, Рубина! За что Вы убили Захара Кордовина?» Разве объяснишь всем, что, когда я в «Белой голубке Кордовы» его убивала, у меня артериальное давление подскочило до 200, я умывалась слезами. Но – его величество сюжет сжал горло тисками и потребовал…

Сейчас живу новым романом. Когда читаю его, я пою. Спрашивают про кумира. Это мой внук. Спрашивают, прыгала ли я когда-нибудь с парашютом? Отвечаю: с парашютом так и не прыгнула, хотя как честный писатель должна была. Но подумала: «Прыгну и не напишу».