Герои ушедшего года

Ими были медики. Люди в белых халатах, фронт которых ещё продолжается. Люди, о которых мы столько всего не знали. Мы не знали, что они умеют стоять до конца на страшной полосе сражения, забыв о себе и о времени. Что готовы самоотверженно отдать своё здоровье (и даже жизни!) ради победы над неотвратимой пандемией коронавируса. Ради нас всех. Им посвящаются эти маленькие зарисовки-крохотки, в которых вы узнаете наших земляков, уважаемых и любимых врачей.

Шутник

Под дверью у ревматолога сидит очередь. Тоскливо переглядываются несколько пожилых женщин, молодой парень, вытянувший больную ногу, нервно поглядывает на часы, молча вздыхает время от времени пожилой мужчина.

За дверью – длящаяся уже около получаса баталия: слышится терпеливый и очень громкий голос доктора: «Повторяю Вам, дедулечка, вот это лекарство (называет) будете пить ежедневно по вечерам, это (называет) – утром натощак, а это – уколы, Вам их медсестра поставит, только зайдите в семнадцатый кабинет, отметьтесь…

Ему вторит столь же громкий голос пациента: «Ась? Ничего я, сынок, не понял!»
– Повторяю, дедушка…
– Сколько можно возиться с одним пациентом?! Да ещё с глухим, – ворчит парень.

И тут подбегает молодая женщина спортивного вида, запыхавшаяся:
– Мой дедушка уже там?
– Там, забирайте его поскорее!

Дверь кабинета открывается, доктор и внучка выводят старика, усаживают на кушетку. Рукав доктора в мёртвой хватке пациента:
– А про массажи-то ты чего говорил?
– Говорил, что в 92 года, чем моложе массажистка, тем эффективнее. И жизнь длиннее!
– Шутник, блин, – вспыхивает парень с больной ногой, недовольно глядя в спину уходящему доктору.
– Так шли б к другому врачу, – раздаётся с конца очереди.
– Нет. Мне нужен этот. Он лучший.

…Он лежал в реанимации уже пятые сутки. Но не сам это понял, сказали коллеги, врачи, когда ему чуть полегчало. Вирус сожрал большую половину лёгких. Дышать было нечем. Но с дыхательным аппаратом пришла совсем слабая и всё же первая за эти дни мысль, что это не конец, что ещё поборемся! Уколы, таблетки, капельницы, постоянный туман перед глазами и… слабость. Со временем кашель стал не таким саднящим, выворачивающим наизнанку всё нутро. Перевели в палату.

А тут его ждал настоящий «Смольный 1917 года»: череда звонков не прекращалась. («Виктор, к тебе не пробиться!» – возмущалась жена). Весть о том, что «их» доктор заболел ковидом, в тяжёлом состоянии находится в больнице, взбудоражила массу горожан. Звонили поддержать, посочувствовать, спросить: не надо ли чего, посоветовать что-то (кто переболел) или спросить совета – это же безотказный, очень опытный, вежливый, мягкий, смешливый и такой живой и родной доктор – пообщаешься, и уже собственная боль куда-то уходит. Ну, как не спросить про себя?!

Он лежал с телефоном в руках и улыбался. Жизнь продолжается.

Семейный доктор

Как-то школьная подруга спросила её: «Тамарочка, ну зачем ты вот сейчас работаешь? Такая серьёзная обстановка с этим коронавирусом, ты – в группе риска, тебе ведь за семьдесят, хронических болячек полно! И ты столько лет уже отдала этой медицине! Отдохни, поберегись…»

– Представь, именно без этой медицины я и не могу. Не могу я жить без больницы, своих пациентов – я ведь уже, можно сказать, семейный доктор Лесного, со мной выросли три поколения горожан, да ко мне и на приём-то ходят семьями: лечила стариков, пришли их дети, а там – и дети детей. А сейчас, когда так нужны врачи, разве я могу оставаться в стороне? Людям ведь помощь необходима. Да и коллег как бросишь?

…Она много успела за эту многомесячную пандемию, прекрасный терапевт, знающий, высокопрофессиональный специалист, добрейшей души человек, великолепный друг. Она напоминала заболевшим людям не только о медикаментозном лечении, говорила о действии трав, витаминов, правильного питания, о тренировке моральной стойкости, твёрдости духа. Она давала надежду. А поскольку её авторитет в городе был непререкаем, к ней прислушивались с особым вниманием.

Она не вынесла атаки коронавируса. Очень тяжело проболела и умерла, оставив после себя глухую пустоту и горестное сожаление любящих её людей. Оставив о себе большую, тёплую, благодарную память.

Ангел

Он очнулся от холода на уличной скамейке. Рядом шуршали на ветру деревья. Вокруг была темнота, изредка разрываемая лишь миганием старого фонаря, который завхоз больницы всё никак не мог заменить. Вверху царствовало бездонное небо, усыпанное звёздами…

– Ничего себе, уже на скамейках засыпаю. Брррр… Пора в отделение.

Он работал в «красной зоне» вот уже третий месяц, не покидая отделения реанимации ни под каким предлогом. Да и не нужны были предлоги: сам понимал, что работать просто НАДО. Вирус вышибал то одного врача, то другого, а то нескольких человек в отделении сразу. Заменить их было некому, он пока один почему-то противостоял «короне» – то ли иммунитет сильный, то ли переболел незаметно и легко когда-то… Не хотелось и домой нести заразу. Вот он и работал, лишь иногда выходя на улицу подышать свежим воздухом, передохнуть. И особенно тяжело было после летального исхода, когда боролись за человека «зубами и когтями», а его сосуды не выдерживали… Вот тогда хотелось простора, глубокого вдоха, ветра, осушающего злые слёзы…

Поток больных всё это время не уменьшался, а только рос. Синие губы, хриплое, прерывистое дыхание, отчаяние в глазах, жалобы на сильную боль в груди, в суставах и мышцах, головную боль, температура, горячечный бред, потеря сознания… Реанимация.

Кто-то из больных, возвращённых из глубокой ямы потери сознания, сказал ему: «Станислав, Вы, наверное, ангел? Ну, правильно, Вы – ангел. Я же ведь ТАМ был. А Вы перенесли меня сюда, на эту сторону…»

Перенёс, на то я и доктор. Ну, а коль ещё и ангел – спасибо. Мы все тут ангелы.