Дыхание военных лет

Что для нас воспоминания фронтовиков? В скупых военных строчках – дыхание военных лет. А стало быть – и наше дыхание. Дыхание всех, кто живёт на этой земле благодаря их бескорыстному ратному подвигу.

Заговорённый

Войны он выхлебал полный котелок: от первого огонька до последнего уголька. Такой вот была его судьба защитника, офицера. И пронёс он её по дорогам войны и жизни достойно.

Виктор Соломонович Иоффе, наш земляк, герой Великой Отечественной, один из блестящих и ведущих специалистов комбината «Электрохимприбор» в мирные годы и, как говорит о нём сын Александр: «Самый лучший на земле сын, муж, отец и дедушка. Самый человечный человечище».

Он пошёл служить в РККА в 1940-м, а закончил службу в Японскую кампанию. Он начал свой отсчёт с первого военного парада на Красной площади, в Москве, что прошёл в ноябре 1941 года. Послали на парад как одного из лучших курсантов Московского артиллерийского Краснознамённого училища имени Л.Красина.

Чуть больше часа продолжался парад, его участники ушли на фронт пешком: до передовой было рукой подать – так далеко удалось прорваться немцу. Попал под Волоколамск, в 99-й Гвардейский миномётный полк. До конца войны, а потом – жизни, он стал верным «катюшечником», после первых же залпов навек полюбившим эту фантастическую машину мира.

К концу декабря немцев в тяжёлых боях отбросили от Волоколамска. Курсанты полка, не прошедшие до конца курс в училище, поехали доучиваться. Потом был Южный фронт. Воевал в составе 73-го Гвардейского миномётного полка в звании гвардии старшего лейтенанта, в должности командира батареи 3-го дивизиона «катюш». Получилось: начал и продолжил службу на протяжении всей войны в первых, по сути, ракетных войсках Советского Союза. И всегда с удовольствием вспоминал о том, какой неописуемый ужас наводили на врагов родные и горячо любимые ими, артиллеристами, «Катеньки».

Потом был отправлен на Калининский фронт. Воевал в той же должности – командира батареи – на Центральном, Первом и Втором Прибалтийском фронтах, участвовал в обороне Москвы, воевал на Белорусском и Ленинградском фронтах, дошёл со своим дивизионом до Балтики.

Но с Великой Победой над фашистской Германией к нему 9 мая 1945-го не пришла его Победа. Направили на Дальний Восток, а там – в Маньчжурию, усмирять японцев. И снова показал себя достойно. К ордену Отечественной войны второй степени, медалям «За отвагу», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великую Отечественную войну 1941-1945 гг.» добавилась медаль «За победу над Японией».

Пять с лишним лет войны. И что удивительно – ни единого ранения! Был только маленький, забытый и не беспокоящий много лет осколок, который напомнил о войне, выйдя наружу уже двадцать лет спустя. Вот и всё. «Заговорённый», – говорили про него товарищи, фронтовики. «Заговорённый, и слава Богу!» – шептали в благодарных слезах родители.

Правдивый привет

Таким приветом в мир сегодняшний можно считать его дневник, который он вёл в годы сражений и отрывки из которого составили часть вышедшей на Украине (уже после его смерти) книги «Говорят живые и погибшие фронтовики». От этих записей действительно веет дыханием военных лет. В них – тревога и решимость, отчаяние и вера командира, мысли, образы, впечатления человека внимательного, интеллектуально развитого, начитанного. В них, этих дневниковых записях – недостающие пазлы в панораму нашей громадной истории.

«20 мая 42 года. Двигаемся в сторону Красного Лимана. Положение наше непонятное. Дивизион бросали из одного места в другое. Это было какое-то паническое метание. Никто точно не знал обстановки. На наших глазах, днём, немцами был выброшен десант. Всё это очень напоминало окружение. Направляемся к Милерово. Всю ночь гоним машины, а к утру опять нарываемся на немецкий десант. Вокруг всё больше и больше обозов, военных машин и толп беженцев пешком и на подводах. Народ буквально обезумел. Женщины со слезами просятся на машины, дети кричат. Несмотря на строжайший запрет, мы наполняем машины и мчимся прямо по степи: дорога заполнена до предела, а немецкие самолёты безнаказанно летают бреющим полётом и расстреливают людей. Это – ад.

Какой-то полковник, судя по петлицам – из пограничников, усилием невероятной воли, не выпуская из рук пистолета и крича до хрипоты, строит колонну. Кого только в ней нет: здесь и пехота, и артиллерия, сапёры и зенитчики, прожектористы и даже несколько танков. А мы – впереди! Удивительно, как все верят в силу наших «Катюш»!»

«30 октября 42 года. Движемся своим ходом в составе колонны 99-го Гвардейского миномётного полка по маршруту: Клин – Калининград – Торжок. Идём через районы, освобождённые от немцев в 41-м и начале 42-го года. На месте деревень – сожжённые развалины, одни трубы торчат из земли, да кое-где бани, да чудом уцелевшие домишки. Жутко…»

«2 мая 43 года. Мы – резерв 140 СД. В лесу выстроили вместо землянок маленькие домики. Вокруг много мин, и разгуливать опасно. Между домиками протянули настил и стараемся по сторонам не ходить. В батарее начались случаи слепоты. Врач говорит, что это результат отсутствия в пище витаминов, и в обязательном порядке ежедневно поит всех отваром из хвои. Действительно, болезнь идёт на убыль, а к этому неприятному хвойному пойлу привыкли и не ропщем».

«29 мая 43 года. На днях мы выехали для поддержки пехоты в район озера Чепли. Предлагалось провести усиленную разведку боем, чтобы уточнить наличие у противника огневых средств и живой силы. После артподготовки по нашему сигналу атаку должны были начать бойцы штрафной роты.

Я много слышал раньше об этих людях, которые в силу разных причин стали штрафниками и искупить свою вину могли только кровью. Кто они? Так ли они грешны, что чистилищем для них может стать такой вот бой, перед которым даже ад покажется раем?!

В день боя, после залпа нашего дивизиона, рота штрафников с криками «Ура!», «За Сталина, за Родину!», сдобренными выразительными русскими словечками, бросилась в атаку. Она была настолько стремительна, что, несмотря на сплошной пулемётный и миномётный заслон, на огромные потери, группа атакующих преодолела 200-метровую оборонительную полосу и ворвалась в окопы противника, продолжая там рукопашный бой. А на помощь им уже бросились подразделения пехоты. Более трёх часов длилось сражение… И разведка боем, проведённая штрафниками, своё дело сделала. Стали известны расположения артиллерийских и миномётных батарей, прощупана оборона, выявлены минные поля. И я от души радовался за тех, кому удалось невредимыми выйти из этого пекла. Но были их единицы».

«25 сентября 43 года. Всё время вертимся в районе Велижа. Немцы начали отступать, население угнано, вокруг пустота, тишина. На полях и в огородах не убраны хлеб и овощи, а это совсем не похоже на немцев. Видно, не зря мы их беспокоили своими канонадами. Подъехали к расположению какого-то немецкого подразделения: ровные ряды блиндажей, посыпанные жёлтым песком дорожки. Ухоженное солдатское кладбище. Подсчитали кресты, убедились: и нами внесена изрядная лепта в победу. В землянках – комфорт: ковры, скатерти, простыни. Всё награбленное тащили сюда. И даже ровики, находящиеся возле блиндажей, выложены мягкими тюфяками и подушками. Одним словом: «Оrdnung», чёрт бы их побрал, порядок. Мы непрерывно движемся вперёд. Так и до Европы своим ходом дойдём».

«9 мая 45 года. До вчерашнего дня жили в ожидании известий о капитуляции. На участке тишина. К 12 дня над немецкими окопами появляются первые белые флаги, количество их быстро растёт.

Мы стоим в стороне, наблюдаем за проходящей колонной сдавшихся немцев, спокойные и гордые своей силой и восторжествовавшей правдой. Каждый из нас (знаю) листает мысленно страницы прошедших лет, вспоминая горе и утраты, доставшиеся нам всем сверх меры, вспоминает боевых друзей и родных, отдавших свои жизни…

Идут поверженные фашисты. Безоружные, понурые, с вырванными клыками. Идут, сдавшиеся на волю победителя. И нет никакого желания показывать, как мы ненавидим их. В глазах, которые мы не отводим, – отвращение и брезгливость».