Война вошла в жизнь маленькой Оли буквально с первых месяцев её рождения. Сразу же, как и на весь народ, на семью обрушились невзгоды. В глубоком тылу, на Урале, не было сладкой жизни. Великая Отечественная. Много воды утекло с тех пор. Но память вновь и вновь яркими короткими вспышками возвращает Ольгу Ивановну Жирову в прошлое, заставляя переживать, переоценивать, грустить.
Голубая чашечка в горошек
Родилась Ольга в городе Асбесте Свердловской области, в семье медсестры и директора городского клуба, где её отец был во всех смыслах слов «и чтец, и жнец, и на дуде игрец»: он и фильмы крутил, и на музыкальных инструментах играл, и руководил всеми процессами в учреждении.
В первые же дни войны Иван по зову сердца пошёл на фронт, оставив жену с двумя маленькими дочками на волю судьбе. Следом за ним ушли и две его сестры. Много тогда добровольцев написало заявления с просьбой направить на фронт. Никто не хотел оставлять врага на нашей земле.
Недолго прожила на свете старшая сестрёнка Ольги – в семь лет умерла от дизентерии, медикаментов тогда уже не хватало для полноценного лечения людей, да и жизнь началась голодная.
За здоровье младшенькой тоже пришлось побороться, но маме удалось её вырвать из костлявых рук смерти. Надо было что-то делать, чтобы совсем не сгинуть со света. И подвернулся для маленькой семьи счастливый случай.
Трое медиков – мамы с детьми – были направлены для работы в эвакогоспитале на освобождённой от немецкой оккупации территории. В Свердловске формировался поезд для отправки на Украину.
Маленькой Оле тогда исполнилось три с половиной года, но в детскую память впечатались картины длинной дороги вперемешку с мамиными рассказами.
Железнодорожный состав состоял из платформ с оружием и вагонов для перевозки скота, наспех переоборудованных в «пассажирские»: крошечное окошечко освещало несколько деревянных нар, дверями на улицу служили две большие раздвижные створки. В таких вагонах ехали и военные, и вооружение, и наши медики. Мама с Олей расположились на втором этаже нар.
Оле запомнилась одна остановка, когда мамы расстелили на поле со стернёй после убранного хлеба одеяло и посадили на него ребятишек, чтобы те могли поразмяться и подышать свежим воздухом. А вместо отдыха получились одни мучения: с места невозможно было тронуться из-за торчащей сквозь одеяло острой, жёсткой стерни. Так и просидела малышня на одном месте. А потом, возвещая о завершении стоянки, паровоз так громко загудел, что заплакавшую от испуга Оленьку потом долго нельзя было успокоить.
Детские воспоминания бывают яркими и неизгладимыми. На очередной остановке поезда мама купила дочке немного ягод. Сложив от них зелёные хвостики в свою маленькую голубую в горошек чашечку, Оля спросила, куда их девать. «Да выбрось», – сказала мама. Ну, девочка и выбросила в окошко чашечку. Она навсегда запомнила, как расстроилась мама: это был единственный предмет посуды, взятый с собой из дома, самый ценный.
«Мама, я кушать хочу!»
Поезд примчал их в Днепродзержинск. Всех вместе определили на житьё в маленькую комнатку. Мамы пошли работать в эвакогоспиталь, расположившийся в школе № 1, где в классах находилось коек по восемь с ранеными, а трое ребятишек – мал-мала-меньше – были предоставлены сами себе: с трёхлетним Толиком и семилетней Галей они лазали по руинам разбомблённых зданий, играли на развалинах театра. На улицах народу было мало: украинцы всего боялись, всё больше сидели по домам. Выходили, только если что-то случалось.
– Я помню, как мы сидели на завалинке у своего дома, – рассказывает Ольга Жирова, – и только кричали все трое: «Мама, я кушать хочу!»
На ночь одна из мам приходила ребят покормить, уложить спать и снова уходила на работу. Трудились медики день и ночь. Начальство строго-настрого запретило им приводить в госпиталь детей.
Но любопытная малышня нет-нет да и проникала на запрещённую территорию. Даже такие, казалось бы, несмышлёныши, они ощущали себя нужными и полезными раненым бойцам – молодым, совсем ещё мальчишкам, и уже в годах мужчинам. Ранения были тяжёлыми: у кого руки, ноги не было, а у кого вообще одна рука осталась – ни повернуться тебе, ни попить дотянуться. Оля хорошо запомнила, как привезли сильно обгоревшего танкиста.
Да и психологическое состояние у всех солдат было разное. Ребятня успевала и побеседовать с пациентами госпиталя, и попоить кого-то, смазать смоченной ватой пересохшие губы тяжело раненным. Понятное дело, благодарные больные не оставались в долгу, угощали чем могли. Может, считает Ольга Ивановна, дети за счёт этого и выжили.
Когда же этих «волонтёров», как назвали бы мы их сегодня, застукало начальство, мамы получили нагоняй и дети снова были выдворены на улицу.
Дома было голодно. По ночам в кроватях сновали голодные крысы. Однажды одна из них чуть не отгрызла у маленькой Оли на ножках мизинчики. Периодически мамы боролись с этими вредителями, и тогда наступал временный покой.
Изгнание ребятни длилось недолго. Оставшиеся без детского внимания раненые бойцы попросили за ребят перед руководством госпиталя: «Они нас возвращают к жизни». Так дети вернулись к своей благотворительной миссии, которая была нужной обеим сторонам. Они пели, стихи читали и продолжали ухаживать за лежачими, как умели.
В госпитале детей не кормили. Персонал питался отдельно. Иногда мамы делились своим пайком с ребятами, и Оля ела чёрную бурду с плавающей в чашке единственной картошинкой, 70 граммов чёрного-пречёрного хлеба и не задумывалась, чем же питается в этом случае её мама. Только будучи взрослой, она спросила её об этом и узнала – ничем. Редкий раз, когда кто-то из пациентов умирал, обслуживающему персоналу доставался его паёк. А ведь женщины и таскали раненых, и переворачивали их в постели, поднимали, чтобы покормить… Была раньше у них в семье фотография того времени с персоналом госпиталя и солдатами, уходившими на фронт, на которой мама выглядела страшнее смерти. Позже она сама уничтожила этот снимок.
Первый трамвай
Помнит Оля, как пустили в городе первый трамвай. Сколько радости было у людей! В честь открытия рейса катали сначала всех бесплатно. Ну как тут оставаться в стороне?! Запрыгнула наша троица в трамвай и поехала колесить по городу. Вышли на базаре – сообразили ведь! Побродили как заправские покупатели среди прилавков, погуляли, а к вечеру вернулись обратно. Выходят из трамвая, а их уже встречает солдат на костылях, с перевязанной головой: оказывается, всем госпиталем, кто только мог ходить, искали ребят – потеряли их. Ох и влетело же тогда старшей девочке Гале за всех, с малышей-то что взять!
…Так прошло полтора года. По мере передвижения на запад фронта передвигался и эвакогоспиталь – потом был Днепропетровск и другие города. Пришло время – и в конце 1945 года госпиталь расформировали. Наши медики к новогодним праздникам вернулись домой, в Асбест. Работа в госпитале сдружила семьи, и они ещё долго после войны встречались, а их дети не скоро разучились говорить на украинском языке.
Дома!
Двухкомнатную квартиру, где семья жила до отъезда, к сожалению, не вернули, хоть и обещали. Подселили маму с дочкой к супружеской паре, в соседнюю комнату. Поначалу хозяева были недовольны появлением жильцов, но потом ничего, смирились, даже стали Олю подкармливать, а то и приглядывать за ней.
В школу девочка пошла со своим годом. Училась, как говорит Ольга Ивановна, «по международному стандарту», звёзд с неба не хватала, но была у неё любовь – музыка. Когда, наконец, государство стало выплачивать семьям пособие по утере кормильца, за погибшего на войне мужа мама стала получать ежемесячно по 167 рублей, и у них появилась возможность отдать Ольгу в музыкальную школу. Так ей удалось заложить базу в свою будущую профессию.
В 18 лет она устроилась в детский сад музыкальным руководителем, немного поработав, в 1960 году поступила учиться в педагогическое училище. Тут-то и решилась окончательно её судьба: на последнем курсе приехали в учебное заведение «вербовщики» и пригласили желающих после диплома поехать работать в закрытый город. Так новоиспечённый педагог в составе десяти выпускников училища попал в Свердловск-45.
Годы летят быстро, особенно если на работу идёшь как на праздник и дома ждут родные люди. Вот уже за плечами трудового стажа 45 лет, 15 из них – музыкальный работник детского сада № 20 «Ласточка», 10 лет – заведование детскими дошкольными учреждениями (заочно окончила шадринский педагогический институт) и 20 лет работы воспитателем группы продлённого дня в школе № 73. Ветеран труда.
Муж Леонид Николаевич, уроженец Таборинского района, тоже много лет трудился на градообразующем предприятии фрезеровщиком. Имеет медали, звание лауреата Государственной премии. О нём тоже как-то писали в нашей газете. Оба они с супругой – дети войны, в прошлом году отметили 50-летие совместной жизни. Взрослый сын Борис Серёдкин, вольнонаёмный в военном оркестре, подарил родителям внуков и правнука.
Ольга Ивановна сейчас на пенсии. Не один год они с мужем активно участвовали в работе комитета неработающих пенсионеров пятого ЖЭКа.
– Не понимаю, как можно на пенсии сидеть без дела, – рассуждает Ольга Жирова. – Я не имею в виду рутинную работу. Должно быть у человека какое-то хобби. Вот сейчас уже давно не занимаюсь садом, на который ушло 50 лет, после 80 лет отошла от общественной работы, но с готовностью хожу на вечера, концерты, с удовольствием занимаюсь рукоделием – вышиваю лентами, мастерю различные поделки. У меня столько материала, заготовок, столько планов, что времени на всё не хватает! Не терплю разговоров о болезнях, не терплю сплетен. Дружу с мобильным телефоном и компьютером.
…Не перестаёт меня удивлять это поколение. Именно пережив те страшные, тяжёлые годы, когда смерть ходила по пятам, люди ценят каждый день сегодняшний, сохраняют бодрость духа и умеют радоваться мелочам.
Оценивая сегодняшнюю тревожную обстановку, когда идёт специальная военная операция на Украине, Ольга Ивановна по мере возможности занимается благотворительностью, отправляя на фронт с оказией гуманитарную помощь, и от всей души желает поскорее нашим бойцам вернуться домой:
– Конечно, ребят жалко, мужиков жалко наших. Но нельзя, чтобы на русскую землю вернулся фашизм, нельзя, чтобы снова появлялись «дети войны». Пусть поскорее закончатся боевые действия и у всех над головой будет мир!