Бессмертные голоса: воспоминания фронтовиков Боевые будни авиамехаников

Всё дальше от нас страшные годы Второй мировой, почти не осталось в живых ветеранов.

Кто-то из них молчал о тех ужасах, через которые прошёл, а иные находили в себе силы рассказать своим детям и внукам о пережитом. Некоторые воспоминания наших горожан, прошедших Великую Отечественную, мы публикуем сегодня. Мы помним.

Боевые будни авиамехаников

«В первые годы Великой Отечественной войны я в свои неполные 17 лет в качестве машиниста торфяных экскаваторов рыхлил торф в районе Берёзовска. Рабочей силой были немцы, захваченные в плен под Москвой. Когда летний торфяной сезон 1942-го закончился, я подал заявление на фронт. Помню, как долго думал Берёзовский горвоенком, держа в руках мою «челобитную», а потом, махнув рукой, дал долгожданное «добро». Колебания его были объяснимы: мне тогда до восемнадцати лет не хватало четырёх месяцев.

Неожиданностью стало зачисление в авиацию. А потом – вагоны с нарами, мерный стук колёс и станция Миасс, где, взвалив на свои плечи рюкзаки, мы с ребятами отправились пешком в Васильевскую авиационно-техническую школу механиков, эвакуированную из-под Киева.

Учебный пункт готовил специалистов для обслуживания штурмовиков «ИЛ-2», «ИЛ-4» и пикирующих бомбардировщиков ПЗ-2. Учёба шла по ускоренному варианту. Занимались, не считаясь со временем, понимая, что фронт от нас ждёт отдачи и высокого профессионализма. Школу я окончил на «отлично». В звании старшего сержанта технической службы в числе 30 лучших выпускников получил направление на 3-й Украинский фронт в составе 333-го полка авиации дальнего действия, входящего в 50-ю Крымскую дивизию, дислоцирующуюся в Гомеле. Шёл апрель 1944-го. Авиаторы встретили нас радушно, но настороженно, доверие надо было ещё завоевать.

Мы старались изо всех сил, и уже через десятки дней даже самые закоренелые скептики стали относиться к нам с симпатией. Работы – под завязку. Самолёты постоянно отправлялись на задания. Их надо было проверять, оснащать комплектом бомб (12 штук, каждая по 100 кг), заправлять маслом и горючим, делать внешний капитальный осмотр и давать «добро» экипажу. Не все самолёты возвращались обратно, а счастливчики «приводили» самолёты, в большинстве случаев изрешечённые пулями и осколками. Вражеские силы ПВО в долгу не оставались, и подчас приходилось с болью смотреть на последствия воздушных противостояний.

Из всех рейдов, совершающихся нашими авиаторами в тыл врага, запомнился во всех деталях и тонкостях один. На задание вылетел на бомбардировщике «ИЛ-2» сам командир полка с экипажем, состоящим из трёх человек, и полным боекомплектом бомб. Вылет планировался в один из районов Румынии. Предстояло, как мы узнали после, провести рекогносцировку местности с воздуха, сфотографировать увиденное, сбросить бомбы на цель, известную только командиру, и постараться возвратиться с результатом. Провожали мы своего командира утром, а уже к середине дня волнение охватило весь личный состав части.

Самолёт, который по времени должен был быть уже на аэродроме, не появился, а всё искусство диспетчеров по розыску голоса пропавших в эфире не дало результата. К вечеру напряжение достигло апогея. Полетели депеши в штаб дивизии. Как-никак, пропал командир полка. Ситуация прояснилась во второй половине ночи, когда из тьмы вышли к аэродрому командир полка и стрелок. Оба были ранены, с трудом передвигали ноги, а на лицах не было ни кровинки. Захлопотали медики. Из обрывистого рассказа командира полка мы узнали, что задание они выполнили, но, когда уже разворачивались в обратный путь, попали под мощный зенитный артиллерийский огонь врага. Очевидно, немцы проворонили появление над своим расположением противника и шквальный огонь открыли с запозданием. Но всё же…

Неизвестно, сколько снарядов пролетело мимо, но три или четыре достигли цели. Штурман был убит сразу, а остальные члены экипажа получили ранения различной тяжести. Самолёт залихорадило, командир, собрав в кулак всё искусство вождения, повёл бомбардировщик в обратный путь. Исход решали минуты. Самолёт то набирал высоту, то терял её, и все поняли, что он обречён. Когда до аэродрома оставалось два или три километра, самолёт вышел из подчинения. Командир, поняв неминуемую катастрофу, дал команду катапультироваться. Все трое оставили «ИЛ» благополучно, но приземлились только двое. Исчез радист. Стояла ночь, и поиски сразу же зашли в тупик. Докричаться до потерявшегося не удалось. Под ногами хлюпала вода, почва колебалась, напоминая о не меньшей опасности, чем была, и командир принял решение идти в часть пешком, пока есть хоть небольшой запас сил, чтобы днём возобновить поиски.

Наступил рассвет, и мы, уточнив координаты катастрофы, по тревоге выехали на место поисков. Самолёт обнаружили быстро. Он не взорвался, а вошёл всем корпусом в трясину, оставив как будто для ориентира хвостовое оперение. Без трудов нашли брошенные парашюты, но радист как будто сквозь землю провалился. После получасового прочёсывания окрестностей вокруг аварии нам всё же удалось обнаружить объект поисков.

Радист висел, зацепившись стропами парашюта за два рядом стоящих дерева на высоте 8-10 метров, покачиваясь в своём гамаке в такт дуновению ветра и абсолютно не реагируя на наши призывы откликнуться. Болото, отделяющее нас от цели, мы преодолели мгновенно по понтону, сделанному из веток и шинелей. Самого шустрого из команды послали наверх обрезать стропы парашюта. Падение раненого обезопасили, соорудив батут из плащ-палаток. Радист при приземлении чуть застонал, и это нас обрадовало – жив! Дальнейшие попытки добиться от него хоть слова не дали результата, и мы понеслись в часть. Всех троих положили в одну палату, а уже через три дня специальным рейсом отправили в тыл. В день спасения лётчиков мы стали героями.

Дальнейшая судьба участников того беспрецедентного для части полёта сложилась более-менее благополучно. Дольше всех в тыловых госпиталях исцеляли радиста. Командир полка и стрелок возвратились в часть через три месяца.

За выполнение задания и мужество, проявленное в экстремальной ситуации, командир полка награждён был орденом Красной Звезды. Стрелок и радист – орденами менее значимого достоинства. Меня и других участников спасения лётчиков наградили медалями «За боевые заслуги».

Говорят, что после и штурман был извлечён из болота вместе с обломками самолёта и предан земле. Хочется в это верить».