«Война сделала нас взрослыми»

Мне было пять лет, когда началась война, но я очень многое помню. Семья наша была большая – пятеро детей, отец, мать, дед, бабушка. Брянщину немцы захватили в первые дни войны. А жили мы тогда в Дятьковском районе Брянской области.

Ещё до того, как в нашу деревню пришли немцы, отец ушёл в партизаны – в армию он не был призван из-за инвалидности. Деда нашего так избил за строптивый характер полицай, что он умер от побоев. Не хотел дед подчиняться иродам! Умер и ещё один ребёнок из нашей семьи. Мы, мал мала меньше, с четырёх до восьми лет, с матерью и бабкой – вот и вся оставшаяся семья.

Дом наш стоял на окраине села. Так немцы приспособили крышу под вышку, партизан из лесу всё поджидали. Нас, конечно, прогнали из избы жить в сарай.

Население деревни не раз сгоняли к мельнице, пытали: «Кто тут из партизанских семей?» Кто-то не выдерживал, выдавал. Эти семьи расстреливали. Сколько было слез и горя! Мы, малышня, держались в такие часы за мамину юбку – умирать так всем вместе! Но ужас расстрела как-то обходил нас. И так, в страхе, проходил день за днём.

Однажды людей выгнали из домов, строения облили бензином и подожгли, а нас погнали в соседнюю деревню, поместили в старую, развалившуюся церковь. Утром всех стариков и детей погрузили в какие-то крытые грузовые машины, а некоторых взрослых людей – мужчин и женщин – отделили и отправили (как было сказано) на работы. Там была и наша мама. Мы вчетвером остались со старенькой бабушкой.

И вот начались наши мытарства. Нас куда-то везли – то в машинах, то в старых, продуваемых всеми ветрами вагонах, в которые запихивали нас, ребятишек, грубой силой. На остановках – лагеря: пока было тепло – под открытым небом и за колючей проволокой, похолодало – в каких-то бараках с двухъярусными кроватями, жиденько посыпанными соломой. Кормили баландой без вкуса и хлеба.

Взрослым иногда давали по кусочку хлеба, а детям – нет. Они делились с нами последним.

Ехали мы, оказывается, в Германию. И я уже не могу даже сказать, где нас окончательно выгрузили: в Германии, в Польше или на самой границе, на территории Белоруссии. Разместили по каким-то квартирам, где не было хозяев. Никто нас не кормил, и мы пошли собирать милостыню – война сделала нас взрослыми. Спали на полу, атакуемые по ночам голодными мышами. Бабушка тоже собирала вместе с нами милостыню. Люди иногда давали хлеб, иногда картошку. Хоть и окружены мы были колючей проволокой, умудрялись всё же в поле бегать за брюквой, картошкой. Как-то немцы выбросили на помойку целые буханки засохшего хлеба – вот праздник-то был у нас!

И ждали своих солдат, советских, воинов Красной Армии. И, наконец, они пришли! Домой мы добирались в товарных вагонах. Везде была разруха, за окном полыхали пожарища. Наша деревня тоже встретила нас пепелищем. Но люди не растерялись, стали строить землянки. Бабушке нашей не довелось пожить без бомбёжек, она рано умерла. Нас взяла к себе крёстная – папина сестра, а было нас уже трое (в дороге потерялся братик Вася). Да у крёстной – двое своих. Так и росли.

Однако случались среди горя и бед и радостные дни: вернулась из Германии мама. Она была угнана туда на работы, трудилась на каком-то заводе. Тоже натерпелась лиха, не дай Боже. Пришёл с фронта отец, построил нам землянку. Нашёлся и потерявшийся в войну братишка, папа после долгих поисков обнаружил его в одном из детских домов, он числился там под фамилией Безвестный.

Конечно, что-то я забыла – годы берут своё, память изнашивается. Но то, о чём помню, попыталась рассказать.

Нина Федоровна СОСНОВСКИХ.