История в руках

Году защитника Отечества посвящается…

Решение объявить 2025-й Годом защитника Отечества и посвящённым 80-летию Великой Победы было принято Президентом России Владимиром Путиным не случайно. Это своеобразный посыл всему миру объединиться против нацизма и отстоять историческую правду. Это стало необходимостью на фоне попыток некоторых государств стереть память о подвиге нашего великого народа в спасении целого человечества, поэтому касается каждого.

– Ого, а это что, кости? – с удивлением рассматривали ребята рентгеновский снимок в витрине.

– Это снимок колена Геннадия Михайловича Уткина, с попавшей в сустав пулей. Геннадия Уткина ранило в бою весной 1943 года, пулю достать не смогли, так он с ней и жил дальше. А снимок сделан был в 1992 году, через пятьдесят лет после ранения, – рассказала Анна Сергеевна.

О ранениях, пулях и осколках

Капитан Василий Тимофеевич Гончаров – кадровый военный, к началу войны почти десять лет служивший в армии, был зачислен в десантные войска адъютантом командира батальона.

«1942 год. Около озера Селигер я был тяжело ранен, осколок мины засел около сердца. Сначала хотели немедленно оперировать, но потом московский профессор, который меня осматривал, порекомендовал отложить операцию до окончания войны. Так осколок на всю жизнь у сердца и остался. Долго лечился в госпитале, но досрочно оттуда вышел и снова на фронт. Через год меня сильно контузило, ребята решили, что я погиб, и забросали ветками, чтобы позже похоронить. Когда очнулся, меня нашли солдаты из другой части и переправили в госпиталь.

Вот лежу в госпитале, не слышу ничего, не говорю, глазами только общаюсь. А в нашу палату дети приходили, стихи раненым читали, песни пели. И вот одна девчонка, маленькая, наверное первоклассница, худенькая, косички торчат, всё мне стихи читала. Остальные ребята смеются, а я же не слышу ничего. Она повыше вскарабкаться пыталась, чтобы все её видели, пристроилась на спинку моей кровати, хотела перешагнуть, оступилась и полетела вниз. Я как-то прыгнул, поймал её и услышал испуганный вскрик. Это слух ко мне вернулся.

А вот разговаривать я долго не мог нормально, заикался сильно и этого очень стеснялся. Товарищи посоветовали петь. Я уходил в лес и там пел, помогло. Позже стал выступать перед ранеными с рассказами об обстановке на фронте, но врачи это дело запретили. Я же всё равно заикался, волновался от этого сильно, и сознание терял, а у меня осколок рядом с сердцем… Ну, подлечился и снова в строй. А вообще на меня за войну пришло три похоронки».

Рядовой Александр Григорьевич Макаров с первых дней войны работал на заводе, но рвался на фронт. После месяца учёбы были полгода боёв, полгода госпиталей, несколько операций, костыли и хромота на всю жизнь. А ведь парню тогда было всего 18 лет.

«В последний день 1943 года, 31 декабря, тяжелый бой был под Киевом. Жуткая вещь, – вспоминал Александр Макаров. – С нашей стороны и с немецкой стороны в атаку бегут. Взрывы, грохот, страшно невероятно. В том бою меня ранило. Очнулся, кругом крики, стоны: «Браток, убей», «Браток, пристрели». Сам ранен в ногу, кровь хлещет. Перетянул ремнём, как смог, пополз в сторону своих. Дополз, перевалился в окоп и отключился.

Очнулся – лежу в медсанбате, на топчане под простыней. Медсестричка мне руки-ноги привязывает, хирург – невысокий такой майор – к операции готовится. Говорит: «Сейчас ампутировать будем». У меня откуда только силы взялись, руки из вязок выдернул и давай отбиваться. Орал на всех, все матерные слова вспомнил, хотя никогда в жизни не ругался. Как это ногу ампутировать, мне же всего 18 лет! Как без ноги-то дальше жить? В итоге врач приказал «этого хулигана» перевязать и отправить с глаз долой.

Ночью через Днепр эшелон с ранеными переправлялся по наплавному мосту. Тихо-тихо ехали. Привезли в Курск. Город мы до того освобождали, он был весь разбит, эвакогоспиталь развернули в уцелевшем подвале. Нас там, на топчанах, человек 300 разложили. Девчонки-сестрички молодцы, они таскали, лечили нас, выхаживали. Если состояние более-менее, значит, грузили на поезд и в госпиталь в тыл – на Урал, в Сибирь. А меня в Москву, а потом в Вологду. На фронт эшелоны с техникой идут и бойцами, в тыл – с красными крестами. Нас, как тяжелораненых, грузили в санитарные вагоны, там верхние полки были на пружинах. Положили меня на верхнюю полку, белое всё, чистое. Вот, лежу и расплакался, живой…

В госпитале оперировали. Кость была разрублена, но доктор принялся, собирал её около четырёх часов под наркозом. Меня в палату привезли, а как от наркоза очухался, надо мной смеются: «Ты песни военные пел, орал на весь коридор». А я же ещё со школы петь любил, а потом и в учебных лагерях в роте запевалой был».

Редакция благодарит за помощь в подготовке материалов рубрики заведующего научно-исследовательским отделом Музейно-выставочного комплекса Александру Гришук.