Бороться, когда надежды нет

Редакция газеты «Вестник» совместно с ЦМСЧ № 91 открывает в этом номере рубрику, посвящённую 65-летию нашей медсанчасти. Героями публикаций станут известные, опытные врачи-специалисты, которые поделятся с нами воспоминаниями о своих первых профессиональных шагах. Сегодня с нами Александр МАКАРОВ, заместитель начальника по медицинской части, врач-анестезиолог-реаниматолог.

Честно говоря, своего первого пациента я не помню, — рассказывает Александр Васильевич. — Во время производственной практики в Ивановском медицинском институте мною были осмотрены десятки, может, даже сотни пациентов — медицинское образование в советские годы отличалось основательностью и фундаментальностью. Но один случай, который произошёл на самой заре моей врачебной деятельности, мне всё-таки запомнился.

Я тогда работал в санитарной авиации. Это служба, которая используется при большинстве несчастных случаев и катастроф, имеющих тяжёлые последствия, она предназначена для оказания экстренной медицинской помощи в условиях плохой транспортной доступности или большой удалённости от медицинских учреждений. И вот -вызов, летим в глухое местечко в Ярославской области: я, молодой врач-анестезиолог, и опытный нейрохирург.

По рации сообщили, что произошёл несчастный случай — на лесоповале мужчине на голову упал ствол дерева. Понятно, черепно-мозговая травма, значит, важно оказать помощь как можно раньше. Места труднопроходимые, до районной сельской больницы мужчину везли по зимнику. В дороге он затяжелел: прогрессировало угнетение сознания, появилась стволовая неврологическая симптоматика. Возникло подозрение на развитие внутричерепной гематомы.

Сейчас в такой ситуации пациента первым делом отправили бы на компьютерную томографию. Нейрохирургия сегодня — это крупные клиники с мощным техническим оснащением, там оказывается комплексная высокоспециализированная медицинская помощь с применением инновационных технологий. А тогда в районной больничке даже о самом обычном рентген аппарате не мечтали. Вопрос о транспортировке уже не стоял. Истекали первые 6 часов, наиболее важные в прогностическом значении. После проведения обследования врач-нейрохирург принял решение об экстренном оперативном вмешательстве.

Легко сказать — оперировать! Необходимы интубация и ИВЛ (искусственная вентиляция лёгких). В небольшом кабинете стоял допотопный наркозный аппарат. Заглядываю в него — а там разве что тараканы не бегают, его несколько лет не использовали. Взял спирт, обработал детали, какие смог, продезинфицировал. Медсестричка молодая, оказалось, понятия не имела об общей анестезии. Пришлось заранее подготовить шприцы с растворами и пронумеровать их. Говорим ей: «Как дадим команду, заправляй в аппарат первый шприц, потом второй и так далее». Слава Богу, справилась, ничего со страху не перепутала. ИВЛ во время операции вручную делал с помощью специальной подушки-респиратора, и так несколько часов.

Странно, имени того паренька не помню, а весь ход операции чётко врезался в память. Пожалуй, именно тогда я понял, что нельзя сдаваться, что надо бороться за жизнь больного до последнего, даже когда надежда совсем слабая, даже когда её совсем нет…

Уж не знаю, кто в ту ночь кому ассистировал, мы — Богу или он — нам, но парнишка тот выжил. Я потом ещё два дня дежурил в его палате. Позднее удалось выяснить, что он поправился и вернулся к обычной жизни. Вот такая история.