26 апреля 1986 года случилась авария на Чернобыльской АЭС. ЧП стало крупнейшей катастрофой в истории атомной энергетики СССР и мира: была полностью разрушена активная зона атомного реактора, здание четвёртого энергоблока частично обрушилось, произошёл значительный выброс радиоактивных материалов в окружающую среду.

Это был ад, который достойно пройден людьми, героическими ликвидаторами аварии. Но последствия катастрофы в истории мирного атома специалисты со всего мира устраняют до сих пор.

Что же случилось?

Да, эксперты скажут: Чернобыльская авария ведь не первая. До этого были события на комбинате «Маяк» (1957 год), на Белоярской АЭС (1960-1970 годы), и в Чернобыле была авария на первом блоке в сентябре 1982 года. Были и ещё опасные инциденты. Другое дело, что Чернобыль апреля 1986-го – это первая катастрофа, которую не удалось скрыть, потому что радиоактивное облако накрыло не только часть территории Украины, России и Белоруссии, но и ряд европейских стран, вплоть до Италии. А они подняли шум сразу.

В ночь на 26 апреля 1986 года на четвёртом энергоблоке ЧАЭС проводились испытания турбогенератора. Планировалось остановить реактор (при этом планово была отключена система аварийного охлаждения) и замерить генераторные показатели. Безопасно заглушить реактор не удалось. В 1 час 23 минуты на энергоблоке произошли взрыв и пожар.

– Любая авария развивается по определённым стадиям. Сначала количественное накопление ошибок, образование нештатной ситуации, потом – непредвиденные действия персонала по стабилизации ситуации, и аварийный процесс оказывается необратимым, – рассуждает ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС, подполковник в запасе, председатель отделения Свердловской областной общественной организации «Союз Чернобыль» в Лесном Сергей Сорокин. – Так и случилось в Чернобыле.

Немедленно, на следующий день был эвакуирован город работников атомной электростанции Припять (47 тысяч 500 человек), а в последующие дни – население 10-километровой зоны вокруг ЧАЭС. Всего в течение мая 1986 года из 188 населённых пунктов в 30-километровой зоне отчуждения вокруг станции были отселены около 116 тысяч человек.

Город Бердичев, Житомирской обл., апрель 1986 года.

«В город стали прибывать машины из Припяти. А в них те, кто (как сами они говорили) успели вырваться на личном транспорте до установки жёсткого кордона на выездах из города, прихватив с собой только документы и ценные вещи. Милиция и многочисленные военные насильно грузят припятчан в автобусы, «газели», грузовые машины, буквально с улицы. За несколько последующих дней жителями Припяти и близлежащих районов заняты все спортивные залы школ, помещения санатория, профилактория. Люди удручены, напуганы. Местное население несёт им пищу, воду, одежду, одеяла (хотя надо отметить: горячее питание местной властью организовано)».

Осведомлённость

Интенсивный пожар на станции продолжался 10 суток, за это время суммарный выброс радиоактивных материалов (радионуклидов йода и цезия) в окружающую среду составил около 14 эксабеккерелей (порядка 380 млн кюри). Радиоактивному загрязнению подверглось более 200 тыс. кв. км, из них 70% – на территории Украины, Белоруссии и России.

В СССР первое краткое официальное сообщение о ЧП было передано ТАСС 28 апреля. По словам бывшего генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва, сказанным в интервью «Би-Би-Си» в 2006 году, праздничные первомайские демонстрации в Киеве и других городах не были отменены из-за того, что руководство страны не обладало «полной картиной случившегося» и опасалось паники среди населения. Только 14 мая Михаил Горбачёв выступил с телевизионным обращением, в котором рассказал об истинном масштабе происшествия.

Город Бердичев, Житомирской обл., май 1986 года.

«Первомай совпал с Пасхой, четыре дня законного отдыха. Поехали с мужем к друзьям, в соседнее село Бродецкое. Как правило, май в этих местах солнечный и приветливый. А тут… День ветреный, холодный, неуютный. Выходим из автобуса и не можем понять: хмурое безлюдье. Национальные украинские колодцы с расписными деревянными скульптурками журавей («лёлек») тщательно задраены. Друзья говорят: сообщение об аварии получили 26-го, ночью, с приказом: обезопасить водные источники, отделить скот, который пасся на выгуле, от того, что оставался в коровниках, отправить его в Киев на обеззараживание и переработку. Министерство сельского хозяйства сработало оперативно…

Перед отъездом я провела стирку и вывесила белье сушиться на незастеклённом балконе. Когда вернулись, не узнала некоторые вещи: сторона, повёрнутая к солнцу, была абсолютно белой у трикотажных вещей, спортивного костюма, цветных футболок…»

Цифры и судьбы

В зоне аварии работали представители службы радиационного контроля, сил Гражданской обороны, Химвойск Минобороны, Госгидромета и Минздрава, Минсредмаша, военные вертолётчики, военные строители. Врачи осуществляли контроль за облучёнными и проводили необходимые лечебно-профилактические мероприятия.

Сергей Сорокин (второй справа) в группе ликвидаторов (г. Чернобыль, 1987 год).

– Из лесничан в Чернобыле в период бедствия побывал 171 человек. Герои-ликвидаторы самых разных профессий, – рассказывает Сергей Сорокин. – Львиную долю дали Североуральское управление строительства – 65 человек и комбинат «Электрохимприбор» – 48 человек. Что примечательно: не было отказавшихся от серьёзной и опасной командировки. Это были водители, дозиметристы, связисты, строители, экскаваторщики и даже повара. Это они таскали из-под стенки взорвавшегося четвёртого реактора жжёный бетон, закладывали новый раствор под стенку третьего реактора, переживая: выдержат опоры или нет? Но конструкторы рассчитали саркофаг уверенно и точно. Его сдали готовым уже в ноябре 1986 года.

Ответственность за безответственность

Советская госкомиссия по расследованию причин ЧП возложила ответственность за катастрофу на руководство и оперативный персонал станции. Созданный Международным агентством по атомной энергии (МАГАТЭ) Консультативный комитет по вопросам ядерной безопасности (INSAG) в своём отчёте 1986 года подтвердил выводы советской комиссии.

Но искать виновных и обстоятельно доказывать их вину время не позволяло. Надо было ликвидировать громадные последствия аварии. На аварийной площадке в первые недели мая работало несколько тысяч человек.

Город Бердичев, Житомирской обл., июнь 1986 года.

«Мой муж служил в вертолётном полку, дислоцирующемся в Бердичеве, в подразделении автослужбы. Вертолётчики полка отправились в командировку в Чернобыль одними из первых и до конца активных операций по засыпке песком, свинцом и грунтом реактора, сооружению саркофага были там. Говорят, их «вертушки» не то чтобы стрекотали, они звенели от радиационного фона по возвращении с каждого полёта. И как бы экипажи ни мылись, полного обеззараживания не происходило, и они невольно несли домой этот фон.

Да и о бытовых счётчиках Гейгера никто не имел никакого понятия. Жили, как до аварии. Мы, жёны военных, кормили семьи тем, что давал рынок. А рынок местный давал в то лето такие безумные урожаи всего выращиваемого на земле, что приходилось диву даваться. Петрушка – в размер детской ладошки, помидоры – с баранью голову и больше, картошка – со средненькую дыньку, разрежешь – а внутри чёрная пещера, метровые китайские салатные огурцы закручивались в узлы. Помню, поехали с женщинами в пригородную деревню Гришковцы собрать у садоводов (по объявлению) клубники. Под кустиками лежали на подстеленном брезенте огромные, с кулак, ягоды, сочные и вкусные, стебли их не удерживали.

И только много лет спустя мы узнали, что в то лето нельзя было есть никакие плоды растений из семейства паслёновых, петрушку, речную рыбу, грибы (особенно!), так как всё это наиболее интенсивно впитывало радиацию. Нельзя было разводить костров. Нельзя было заходить в квартиру в верхней одежде и в обуви, создавать сквозняки. Но никто о таких деталях не заботился, никто ни о чём не предупреждал. Мы варили варенье, консервировали овощи на зиму, продляя себе и родным «удовольствие»…»

Походы в ад

Одними из первых, кто принял участие в ликвидации аварии, были работники пожарной охраны. Сигнал о пожаре на АЭС был принят в ночь взрыва пожара. Уже к утру в зоне аварии находилось 240 человек личного состава Киевского областного управления пожарной охраны.

Совершенно непонятно было – а где топливо? Сколько его выброшено наружу, сколько лежит внутри. Нужно было хотя бы как-то грубо оценить ситуацию. Это было главной задачей ученых. Предстояло войти внутрь блока № 4, провести тщательную разведку всех помещений, куда можно пройти сквозь развалы. Ясно было, что сделать это будет непросто, так как разрушения грандиозны. Уже первые походы в ад показали, что работа предстоит долгая и очень трудная. И она велась, тщательная и героическая.

«Наши земляки-лесничане прошли Чернобыльскую трагедию от начала до конца, побывав там в разные годы ликвидационных операций, – рассказывает Сергей Михайлович. – Прошли славно. В СП ОАО «СУС» пятеро награжденных, один – орденом Мужества, остальные – почётной и очень дорогой для нас медалью «За спасение погибавших». У ликвидаторов комбината – четыре ордена Мужества и медаль, у войсковой части 01060 – орден Мужества и медаль, а среди 11 работников санэпидстанции (ЦМСЧ-91), побывавших в Чернобыле, 10 человек награждённых, трое из которых – орденом Мужества».

Что примечательно, походы в ад осуществлялись не только в жуткий 86-й. Не менее тяжёлыми и опасными были 87-й, 88-й, 89-й и 90-й годы. Сергей Сорокин и его заместитель в «Союзе Чернобыль» Николай Слесарев, ныне подполковники в отставке, тоже посетили те маршруты, побывав у основания четвёртого блока.

На заднем плане – «рёбра» саркофага для блока № 4 ЧАЭС (ноябрь 1986 года).

Саркофаг уже был водружён, первый и второй блоки работали, готовили к эксплуатации третий блок. Это было в 1987-м (два месяца – для Сорокина) и целый год, с 1989 по 1990-й – для Слесарева). Оба – военные строители, офицеры, у обоих – личный состав гражданских, по сути, людей, призванных жить в экстремальных условиях, по законам армии.

И жили, и строили. Занимались заменой кровли, постоянно фонившей и требующей доработки (под подушкой четвёртого шли всё ещё не управляемые реакции). Занимались дезактивацией и ремонтом помещения третьего блока: сдирали старую штукатурку, мыли стены, накладывали плитку, бывало, что перекладывали её по три-четыре раза (просачивался радиоактивный фон), работали тщательно, без возмущений и возражений, понимая, чем грозит такой, незначительный, казалось бы, брак. Беда тех мест – пыль. Поднялся ветер – фон выше. Даже сладким сиропом поверхности в зоне поливали, чтобы хоть на время удержать проклятую пыль.

Над ядовитой бездной

«Больше всего там, в Чернобыле, поражали люди. Настоящие герои. Они хорошо понимали, на что идут, работая день и ночь. Поразила Припять. Красавец город, где жили работники АЭС, напоминал зону «Сталкера» Тарковского. Второпях оставленные дома, разбросанные детские игрушки, тысячи брошенных жителями автомашин».

(Из материалов ТАСС).

Город Бердичев, Житомирской обл. Три года спустя

«В декабре 1986-го мужа направили служить в одну из африканских стран. Нам по-хорошему завидовали.

Не службе в загранке, нет, а тому, что уезжали из этих проклятых мест, что избавлялись от постоянного привкуса алюминия во рту, раздражающей сонливости и слабости. И тому, что не надо будет больше бояться за здоровье детей.

В Бердичев я приехала в начале 1990-го, чтобы сдать квартиру. В городе почти ничего не изменилось. Другими только стали лица подруг: почти все они схоронили мужей, умерших от скоротечной лучевой болезни, сами не блистали здоровьем: у кого волосы повыпадали, у кого – зубы, разболелись суставы, начались непорядки с нервной системой. Но работали, растили детей в одиночестве, и это очень удручало. И только они знали, каково было их мужикам там, над ядовитой бездной: они на бреющей высоте «вертушки» сбрасывали мешки с песком прямо в жерло реактора. А если автоматика грузового отсека не срабатывала, подталкивали груз вручную…

В полку прошла глобальная сменяемость кадрового состава: кого перевели в другую часть, другой округ, кто лежал на кладбище – или здесь, или на родине, увезённый родными, кто-то комиссовался по инвалидности. И об этих многочисленных смертях и инвалидностях тоже никогда ничего не было в прессе… Женщины создали Совет вдов, помогали друг другу. Им удалось убедить городское руководство дать квартиры нескольким осиротевшим военным семьям».

Свой Перекоп

«Это только в шутку так говорится: «Лопата – волшебное орудие стройбата». Может, и волшебное, и главное, оно не единственное, – вспоминает Николай Слесарев. – И мастерком орудовать умели, и на кране, и электрику вели. Приезжаешь утром из казармы – на подъёмник и к девятнадцатой отметке, на третий этаж. Дозиметристы (как сапёры) чётко определяли, по каким коридорам ходить. Там работаешь 2-3 часа – и на 30 минут отправляешься на отдых, бригадир велит, у него дозиметр с «накопителем» по каждому члену бригады. Передохнули, опять свинцовый фартук на себя, «Оболонской» водички попил – и в бункер. Потом – санпропускник с душем и домой, в уютную казарму.

О дезертирстве никто и не ведал. Хоть народ был разнонациональный и разнохарактерный, дружба и дисциплина скрепляли навеки. Друг о друге заботились. Заметил, что товарищ с покрасневшим лицом и глазами (как после сварки без очков и шлема), или вялый, кашляет, быстренько в медсанчасть его, «прихватил» выше допуска. И никакой трусости не существовало. Тихий, незаметный, искренний патриотизм, без пафоса. Однажды услышал от молодого парня: «Для меня Чернобыль – мой Перекоп. Перемога над собой: в таком большом деле участие принимаю». А «перемога» в переводе с украинского – «победа». Вот так-то.

Государство о нас заботилось: чистые автобусы, санпропускники, «рамки» (металлодетекторы), спецодежда со свинцовыми прокладками, нас хорошо кормили, был организован и разнообразный отдых: приезжали артисты – и драма, и эстрада (театры, Киевская филармония, Ротару, Кобзон, Пугачёва, Лещенко, Леонтьев, Розенбаум…). Пару раз матчи футбольные посетили: играли «Динамо» (Киев) со «Спартаком» и «Динамо» с «ЦСКА».

Мы не были первыми, но своё схватили. Я – 14,8 БЭР (биологического эквивалента рентгена). Судя по медицинской справке – средняя, в общем-то, для ликвидатора доза. Спасибо судьбе. Тех, у кого дозы были выше, уже нет с нами. Из 171 члена нашей местной организации чернобыльцев живы 92 ликвидатора».

«Вот почему, встречаясь со школьниками, студентами – людьми, знающими о Чернобыле только по публикациям и воспоминаниям ветеранов, – поддерживает друга Сергей Сорокин, – мы всегда произносим свой лозунг, принцип нашего «Союза Чернобыль»: «Остановись! Вспомни! Не допусти! С атомом надо быть осторожным, он не прощает ошибок».

Фотоpixabay.com, автора и из архивов С.Сорокина и Н.Слесарева
Предыдущая статьяТурнир по дартсу среди работников ЭХП
Следующая статьяКарате киокусинкай: «Кубок Победы»

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите комментарий!
Пожалуйста, введите ваше имя